Большая история маленького человека

Культура повседневности между войнами и тоталитаризмом

2010-09-02 / Андрей Мартынов

Россия и Германия в ХХ веке. Т. 1: Обольщение властью. Русские и немцы в Первой и Второй мировых войнах; Т. 2: Бурные прорывы и разбитые надежды. Русские и немцы в межвоенные годы; Т. 3: Оттепель, похолодание и управляемый диалог. Русские и немцы после 1945 года. – М.: АИРО-XXI, 2010. – Т. 1. – 1024 с. Т. 2. – 896 с. Т. 3. – 1032 с.

Печальная ирония отечественной истории: России часто приходилось воевать против своих друзей или учителей. Об этом и в художественной литературе много сказано. Например, в «Слове о полку Игореве». Против кого сражался князь Игорь? Против своего свата хана Кончака. Здесь даже не дружеские, а родственные связи. Или Петр I. Он организовывал свою армию по шведскому образцу, но ее боевым крещением стала Северная война, в которой основным противником выступал Карл XII.

Многовековые культурные, социальные, политические и экономические связи между Россией (а затем Советским Союзом) и Германией обернулись за неполных три десятка лет двумя жесточайшими вооруженными конфликтами. Совместный исследовательский проект «Россия и Германия в ХХ веке», вышедший под редакцией Карла Аймермахера, Геннадия Бордюгова и Астрид Фольперт, анализирует, каким образом между гражданами двух стран сохранялись (и развивались) контакты в период вооруженного или политического (холодная война) противостояния, как существовали русские и немцы под прессом коммунистического и национал-социалистического тоталитаризма, как воспринимали друг друга... При этом ученых в значительной степени интересовали не внутренняя или внешняя политика, не экономические отношения, а то, что называется с легкой руки Школы анналов «культурой повседневности», история существования простых людей. В данном случае книгу можно сравнить с «Историей России ХХ века» (ред. Андрей Зубов), также поставившей целью показать механизмы выживания «маленького человека».

Поэтому помимо реконструкции военно-политических проектов, к каковым может быть отнесено восприятие немцев накануне Первой мировой войны руководством русского Главного управления Генерального штаба (Евгений Сергеев), Советского Союза в проектах германских послов в Москве (Хорст Гюнтер Линке) или геополитических пасьянсов периода холодной войны (Карл Аймермахер, Астрид Фольперт), рассматриваются письма с Восточного фронта рядового солдата, а затем офицера кайзеровской армии Фридриха Грелле (Соня Рихтер) или взгляд российского крестьянства на обе мировые войны (Ирина Кознова). И эмиграция представлена не только всемирно известными именами писателя Владимира Набокова, жившего в Берлине с 1922 по 1937 год (Ульрике Гольдшвеер), или генетика Николая Тимофеева-Ресовского (Елена Левина), но и исходом простых людей, в частности, немцев-меннонитов из СССР в конце 1920-х годов (Татьяна Филиппова) или непростой жизнью в Советском Союзе политических эмигрантов из Германии (Петер Дицель). Концептуально к последней статье примыкают работы Нины Вашкау о судьбах российских немцев во время Второй мировой войны и Виктора Кригера о политических процессах над последними.

Есть статьи и о трагедии немецких военнопленных в СССР (Дмитрий Люкшин), в частности, об их судебном преследовании (Александр Епифанов) и репатриации после смерти Сталина в рамках миссии Конрада Аденауэра (Зоя Водопьянова). Жаль, что в трехтомнике не нашлось отдельной статьи о преданных Международным Красным Крестом и собственным правительством советских военнопленных…

Общий трагический опыт русских и немцев проявился в форме грустных анекдотов. Не зря печальная советская байка, сравнивающая коммунистическую власть с трамваем (в нем или сидят, или трясутся), имеет клона в неподцензурной сатире Третьего рейха (Майя Туровская). Подобная культура повседневности, думается, точнее передает атмосферу эпохи, чем официальная сатира, прекрасно проанализированную в статьях Александра Голубева и Клауса Вашика.

 От минувшего, в том числе и общего, никуда не уйти. Но, пожалуй, именно через понимание совместной судьбы возможно преодоление кошмарного прошлого, точно названного Имре Кертисом «травмой европейского общества». Тогда исторический негатив будет жить в виде культуры, а не невроза, первой жертвой которого вновь может стать все тот же «маленький человек».