В основу культурно-исторической интерпретации легла идея локальных цивилизаций. Ее суть заключается в том, что история человечества рассматривается как пространство, заполненное самобытными регионально-культурными организмами или локальными цивилизациями. Каждая из них в своем существовании и развитии подчиняется органическому принципу, проходя стадии рождения, становления, расцвета, упадка и гибели. В этом смысле рационалистическая концепция истории оказывалась описанием не всемирной истории, а только одной из локальных цивилизаций - европейской. И даже положение о конце истории, выдвинутое Гегелем и молчаливо признававшееся марксизмом, видевшим в революции скачок в царство свободы, решительный разрыв с прошлым (гибель капитализма - только иное выражение шпенглеровского «заката Европы»), отвечало духу теории локальных цивилизаций. Она несет на себе ощутимую печать органицизма, в данном случае - влияния со стороны дарвиновской теории эволюции видов с ее движущим фактором борьбы за существование и запретом на межвидовое «скрещивание». Локальные цивилизации стремятся к обособленности, контакты между ними рождают конфликты и могут только ускорить гибель одной из них.

Кризис идеи всемирности истории, обусловленный неудачей рационализма в ее обосновании, стал одним из источников этой теории. Другой ее источник - чрезмерное давление теоретической конструкции на область фактических данных, рост которых приводил к дальнейшему противоречию между собственно историческим исследованием и его теоретико-методологическими основаниями («если факт не укладывается в рамки теории, тем хуже, для факта» - Гегель). Специфика исторического факта (его «однократность» и неповторимость, его отнесенность к прошлому и недоступность непосредственному наблюдению и фиксации и т. п. в отличие от фактов естествознания) обусловила появление историко-социологического номинализма, утвердившего принципиальное различие между науками о природе и науками о духе. Причем в констатации этого обстоятельства сходились представители таких диаметрально противоположных течений, как неокантианство (Г. Риккерт) и философия жизни (А. Бергсон). Вообще, оба эти направления в философии, первое из которых утверждало самоценность и автономность культуры перед лицом жизненной стихии, а второе - приоритет жизни перед культурой как миром мертвых, окаменевших форм прошлого исторического опыта, тяготевшего над современностью, сыграли решающую роль в становлении теории локальных цивилизаций. Третий источник- тенденция перерастания европейских государств того времени в империи - многонациональные образования, объединенные общностью языка, территории и того жизненного духа («воли к власти» - Ницше), который питал стремление к росту за счет поглощения слабого, к борьбе за существование и передел мира и проявлялся в откровенно расистских и геополитических концепциях германских, французских, английских, российских («евразийство») историков и философов, в идеализации варварства («нибелунги» в немецкой культуре, «скифы» и «гунны» в поэзии русских символистов и т. д.).

Более или менее законченную разработку теория локальных цивилизаций получила в работах историков Н. Данилевского (Россия), О. Шпенглера (Германия) и А. Тойнби (Англия). Научное значение этой теории заключалось в том, что она вскрыла ограниченность рационалистической концепции истории и дала толчок для дальнейшего развития исторической науки, обретения ею теоретической самостоятельности, а также способствовала развитию этнографических исследований народов Америки, Африки, Астралин, Полинезии и др., находящихся на первобытной ступени общественного развития. Эта теория способствовала преодолению европоцентризма, создала предпосьшки для непредвзятого, объективного изучения иных культур. Тем самым была существенно расширена предметная область исторических фактов, на основе чего возникли новые подходы к решению проблемы всемирности истории, в частности, вопроса о месте России в мировой истории.

В связи с кризисом господствовавшей в нашей науке марксистской концепции истории внимание научной общественности привлекает цивилизационная интерпретация. Понятие цивилизации зачастую рассматривается как некая замена базовому для марксизма понятию общественно-исторической формации. С нашей точки зрения, такая замена выглядит чисто формальной процедурой, мало что меняющей в содержании философско - исторических представлений и лишь имитирующей отход от марксизма. Во-первых, само понятие цивилизации возникло и разработалось в рамках рационалистической концепции истории, заключавшей в себе (в том или ином наборе) существенные элементы цивилизационного подхода (теорию гражданского общества, правового государства, учение о роли экономики в общественном процессе). Во-вторых, выше мы уже анализировали опыт теории локальных цивилизаций, в рамках которой понятие цивилизации жестко противопоставлялось понятию формации.

В последние годы большой интерес вызывают работы русского историка Л. Н. Гумилева. Опираясь на установки теории локальной цивилизации (прежде всего на работы Н. Данилевского и историков «евразийского» направления), он рассматривает в качестве базовой структуры исторического процесса этнос - общность людей, населяющих определенную территорию и объединенных действием пассионарного духа (биопсихической энергии, рождаемой сочетанием собственно этнических, географических, климатических условий жизни этой общности). Под влиянием пассионарного духа этнос выходит из состояния равновесия с окружающей природой и социальной средой, обретает историческую динамику. Он ведет завоевательные войны, создает государство и культуру. По мере затухания пассионарной энергии, растрачиваемой в исторической деятельности, этнос снова растворяется в природной и социальной среде, становится добычей иных, поднимающихся цивилизаций, поглощается ими, часто бесследно исчезает, входя в состав нового этноса (суперэтноса).

Так, в истории России он выделяет две цивилизации. Первая - Древняя Русь, киевско - славянский суперэтнос, существовавший в бассейне Днепра. Фаза затухания его пассионарной энергии пришлась на XII-XIII вв., когда он распался под ударами татаро-монгольских кочевых племен. Вторая-Московско-Петербургская Россия, великорусский этнос, возникший в XIV в. из обломков славянского суперэтноса, финно-угорских племен и части монгольских завоевателей, ушедших из Золотой Орды.

Историческая концепция Л. Н. Гумилева - своеобразная реакция исторической науки на засилие в ней вульгарного экономико-социологического детерминизма, по существу, не только игнорировавшего роль духовной культуры в развитии общества, но и вырвавшего это развитие из природной среды, пренебрегшего, помимо всего прочего, этническим компонентом истории. Л. Н. Гумилев восстанавливает насильственно прерванную связь с традицией русской исторической науки начала XX в.

Определенная слабость его концепции - чрезмерный органицизм, связанный с прямым переносом модели биогеоценоза, выработанной русскими биологами-дарвинистами нашего века (К. Тимирязев, А. Северцев, И. Шмальгаузен), на исторический процесс, в результате чего в тени, на втором плане остается роль духовной культуры в развитии общества. Это приводит к прямому оправданию насилия в истории, к игнорированию нравственного аспекта в деятельности великих личностей (например, Чингиз-хана , тут же напрашивается историческая параллель - И. В. Сталин), к невозможности дать им моральную оценку. Но эти недостатки, скорее всего, выражают не личные взгляды великого русского историка, а являются неизбежной платой за перерыв традиций исторической науки в России и будут критически преодолены в ходе ее последующего развития.

Гумилев Лев Николаевич (1912-1992), российский историк, географ, доктор исторических (1961) и географических (1974) наук, академик РАЕН (1991). Сын Н. С. Гумилева и А. А. Ахматовой. Создатель учения о человечестве и этносах как биосоциальных категориях; исследовал биоэнергетическую доминанту этногенеза (назвал ее пассионарностью). Труды по истории тюркских, монгольских, славянских и других народов Евразии.

Личман Б.В., Скоробогтский В.В., Постников С.П. История России с древнейших времен до второй половины XIX века. Курс лекций